-мне не нравится, - безапелляционно заявляет Див, запуская когтистую лапу мне в грудь. я захлебываюсь и кашляю, мысленно пытаясь вернуть реальность на место и провести параллели. кровь заливает растянутую светлую пижаму и зеленый пододеяльник. мир звенит. что-то в грудной клетке противно хлюпает, боль разливается по телу, выворачивая наизнанку - нелепая нарезка фантомных ощущений пока стальные когти Див ворочают что-то у меня в груди.
-когда-то ты готовилась умирать, - говорит она неодобрительно. пустая глазница, затянутая серебряными чешуйками, словно смотрит с насмешкой, - а сейчас за тебя и трех монет не выменяешь. не то что тридцатник.
Див вынимает руки у меня из груди. серебряная чешуя красится алым и темным. внутри все болит так, словно выпотрошили меня совершенно по-настоящему. Див подносит страшную когтистую лапу к лицу и слизывает кровь со стальных когтей. острые зубы-иглы скалятся в сочувственной улыбке.
-если честно, я надеялась что ты умрешь раньше, - говорит она чуть погодя, - из тебя получился совершенно никудышный человек. и уж тем более совершенно никчемный взрослый.
Див никогда не говорит о ком-либо плохо просто так для острастки. и уж тем более никогда не врет. потому что ей подобные не умеют врать - вывернутая наизнанку выпотрошенная честность.
я пытаюсь стянуть края раны руками, но у меня не хватает силы. лоскуты кожи неприятно скользят в пальцах. я вспоминаю о большой игле, спрятанной в одной из многочисленных шкатулках с ролевой мелочевкой, но копаться в них нет никакого желания. наверное мне кажется это честным - подобная открытость. уровень причиненного ущерба. почти восстановленная справедливость.
рана затягивается сама собой, словно ничего этого никогда и не было.
я обижаюсь. так нелепо и по-детски.
-мне не нравится, что ты с собой делаешь, но и я не могу сделать больше, - пожимает Дивная плечами. кружевной ворот сполз с одного из них, обнажая серебряную чешую и вздутую шрамами кожу. - только ты сама. в каком-то смысле это почти катарсис.

в каком-то смысле этого почти достаточно для госпитализации. но я конечно же никуда не приду.

я прячу в горы хлама острые предметы и закатываю рукава. пою об Оссирианде и горящем вереске на севере. мне хочется вырезать слова из горла и никогда никогда больше не молчать искусственно.
выписать свою историю на коже, хотя бы недоработанным эскизом. отметить удары и зажимы. обозначить запрятанные под кожей чувства. вынуть из головы то, что ворочается в затылке и мешает спать и верить в право на существование.
Див протягивает мне тонкий кухонный нож.
-что если у тебя под кожей такая же чешуя? - спрашивает она с такой уверенностью, словно бы убеждена в своем предположении, - как же они тогда увидят что ты на самом деле?
серебряный глаз смотрит пристально и внимательно. я тушуюсь под ее взглядом но не касаюсь лезвия.
-это не помогает, потому что это царапины, - говорит она, - ты от этого не умрешь. никто от этого еще не умер.
когтистые лапы обнимают меня за плечи - единственная нежность, попадающая в потребность своевременно.
-просто они не могли тебя полюбить. так просто бывает. объективно, никто в этом даже не виноват.
на самом деле в моей боли нет ничего нового. немножко младенческого "умри" и ладони в грудной клетке по локоть.
на самом деле этого конечно же недостаточно.
-просто мир не всегда справедлив и упорядочен так как бы нам того хотелось. весь ваш контроль и твой дар - просто иллюзия. и на самом деле ты не справляешься. объективно, никто бы не справился.

Див почти жаль.
мне почти жаль, что я вновь разжимаю сведенные судорогой пальцы на рукояти.
-я все равно тебя заберу, - говорит она тихо, и мне бесконечно жаль, что никакое желание жить не может остановить эту чертову балансировку.