Я каждый раз оказываюсь в очень глупом положении.
Для дивных плясок вескона я слишком груба. Я человек пришедший к фейри и изгнанный за то что слишком скучен. Раньше быть странной было достаточно, теперь сказки требуют большего. Я вот все думаю,существовали ли такие проблемы у архаичных людей? Логика моя подсказывает мне, что нет, так как их жизнь была настолько полна опасностей и дискомфорта, что все было многим проще. Информации меньше, а традиции крепче и мышление более прямым. Сердце говорит мне что все это пустые оговорки и это неважно.
Я так хотела быть персонажем книги что забыла одно важное правило – персонаж конечен и определен. У него есть изначальное состояние и то,к чему его ведет автор, его развитие. Ключевое слово – окончательность. Персонаж неизменен прекрасен и вечен в своей неизменности финала. У персонажа нет варианта не развиваться. У персонажа все совершенно и продолжается вечно.
Я живой человек и мне невозможно быть персонажем. В каком-то смысле это приводит меня в отчаяние.
Для резких звуков и ножевого боя я слишком мягкая. Мне не хватает стали не столько в горле, сколько в сломанном позвоночнике. Однажды я буду достойна и вобью в позвоночник меч-татуху и это будет по праву, а не то что сейчас. Мой отказ играть в игру кто кому психопат обыгрывается моим проигрышем. Но возможно дело не в том что я не сильная. А в том что мои подвиги изрядно протухли. В 15 я была воином в 27 жалкая трусиха. В 19 я была пророчица и провидица, в 27 безумная тетка, не отличающая кошмар от предсказания, а богов от проекций своих кошмарных опытов общения. В 17 я была девочкой с подозрением на шизофрению, в 27 я держу в руках клеймо пограничного расстройства и это всегда было правдой.
Этому стенанию банши никогда не придет конец. Я оплакиваю потери и неслучившуюся жизнь. Оплакиваю поражения и утраты. Оплакиваю все ошибки моих родных и свои собственные и никак не могу остановиться. Оплакиваю-оплакиваю-оплакиваю и не могу. Не могу.
Потому что пока я оплакиваю. Ошибки своих родных, пока оплакиваю их и себя, и потери, и свою неслучившуюся жизнь – я точно знаю, каков мой архетип, я точно знаю – что я та кто говорит с мертвыми, и печалится о живых, что я так, кто оплачет каждого и запомнит каждого, как запоминает книга все сколы и трещины личности автора.
Потому что пока я оплакиваю, в пустоте моей выстраивается хоть какая то карта. не самый плохой путь.
Кто я без этой бесконечной скорби - и есть ли что-то за ее пределами, что пришлось бы мне по душе.