сука, ну чего я точно не ожидал, так это что назначенные для предотвращения отека таблы по астме, доводят меня до того самого ебучего состояния, когда ты слабо понимаешь, где ты, что ты и есть то что ты видишь, или нет. а, и еще до ора с этим в людей. самый нелепый каминг аут, ять. ну не пиздец ли. надеюсь что завтра мне отменят их нахер, а то я уже подралась с соседкой по палате и упилась заныканным корвалолом до бессознанки.
вообще удивительно, что и спустя восемь лет Ирка продолжает очень по своему обо мне заботится, хотя поменяться с ней я так и не согласилась, и вообще очень отличаюсь от того, кем она хотела меня видеть. удивительно также, что она перестала стремиться довести меня до самовыпила, хотя не скажу, что ей не хочется быть живой. почему экзистенциальные вопросы жизнесмерти в моей голове по прежнему завязаны на ней и ее мертвых идеях, я не имею ни малейшего понятия.
мне так хотелось быть человеком. но я была лишь туманом над полем боя, который мог только сожалеть о павших и оплакивать их. сожалеть о том, что он не был человеком, чтобы встать с ними плечом к плечу. сожалеть о том, что он должен был лечь в землю вместе с ними за ту бессмертную истину. но я была лишь туманом. и могла только смотреть.
и вот я человек, который стоит на каком-то поле, и по прежнему жалеет о том, что он не был там, что он не умер за эти страшные слова и кровавые лозунги. жалеет едва ли не с детства (да, бывает и так). жалеет о том, что быть человеком куда хуже, чем быть туманом — человек существо переменчивое, хрупкое. то амбиции, то травмы, то обиды. какие уж тут идеи. обо всем об этом очень легко забыть, подменить понятия, почитать историков. каждый второй мне ответит ведь, что я несу чепуху. каждый первый мне скажет, что все это ложь и пыль.
но когда-то давно туман захотел стать человеком, чтобы строить тот мир, который видели они в своих снах засыпая в степи, и думая что в последний раз. и вот у меня есть руки, чтобы нести их знамя. и вот у меня есть голос, чтобы говорить их словами. и конечно своими, но этому еще поучиться стоит.
возможно, я не смогла умереть за идею. но жить за нее ничуть не хуже. а главное, что полезней. так они говорят. и я им, конечно, верю. хотя это в разы сложней.
все мои стихи это лингвистическая ошибка отчаяния.
а вообще я охуел, простите за мой французский, от того,что где-то по интернетику бродит озвучка моих пострадательных верлибров про человека, который наверное ничто так не ненавидит, как мои стихи.
на самом деле, у Дженет вполне себе был и есть шанс спасти Тэма, и не убиться об его синдром эльфийского мудака. и всего-то ей нужно было пережить вероятность отвержения, которого она так боялась, и понять что это не конец света и жить можно не только памятью, но и без памяти о нем вовсе. вот тогда-то у нее и появится возможность закончить начатое и вправить ему перелом. причинить добро, если угодно. или хотя бы тягаться с этим самым синдромом мудака на равных.
звучит созависимо, абьюзивно итд, но в идеале это уже не про "спасти страдающего рыцаря". а про показать альтернативу и смириться, если страдающий рыцарь скажет "и че? нет, я счастлив что я больше никогда не буду таким как прежде и вообще хочу забыть это все как страшный сон. и тебя в том числе, ага". Дженет не стоило мешать личное и идейное. именно поэтому все так и вышло. глупая маленькая девочка Дженет очень хотела взаимности. идея и взаимность редко сочетаются.
все чаще думаю о возвращении себе какого-нибудь стремного цвета волос. например зеленого все равно то, что осталось от моих волос можно хоть в серобуромалиновый красить для души. показаться без парика на публике я все равно не могу, и смогу еще явно не скоро.
мне постоянно кажется, что перед человеком, на которого тебе ну хоть капельку не насрать, нужно выворачивать душу наизнанку, вываливая на него тонны кровавого фарша из бреда, магического мышления, зубодробильного «до» и прочих сомнительных радостей. может показаться, что пожалейки и вниманиеблядства ради. но если я этого не делаю, то адовое ощущение, будто я подсовываю человеку красивую картинку, за которой какая-то дерьмовая абьюзивно-созависимая во все поля хрень, рвет меня 24/7. поэтому я почти всегда сливаюсь до того, как устаю сдерживать рвущийся откуда-то из груди крик «слушай, чувак, но это же не я, а я вот, и да, вижу, что ты не хотел всего этого дерьма и меня в своем окружении тоже» наконец будет выплеснут на него, не подозревающего о том, шо ничего хорошего от любых отношенек со мной не будет.
может это и честно. и право выбора инфы соблюдено, и человек не травмирован. а я как-нибудь. в конце концов когда-нибудь научусь молчать.
очень скоро тебя у меня не будет. неотвратимость потери, которую я пережить не могу. время течет патокой, липкое, душное, медовое. в каждом сне, в каждой сказке, он все ближе, а я мотаю нить из клубка и не могу, не могу, не могу заставить себя обрезать ее никак. я могла бы рвануть эту нить, и сплести ее со своей. пусть хоть в этой жизни ты будешь мне принадлежать. в какой-нибудь другой он найдет тебя раньше. в какой-нибудь другой я отпущу твои холодные пальцы. в какой-нибудь другой я приведу тебя в страну тумана. не сейчас, пожалуйста. прошу, не так. я люблю тебя так, что мне кажется, у меня разорвется сердце. я готова выгрызть тебя из мира, лишь бы ты оставалась со мной. это ревность ли, жажда жизни, черт его знает что. но когда я слышу в голосе твоем эхо другой, новой твоей жизни, в которой меня нет, эхо его шагов, его смех в моих снах, мне хочется выцарапать себе глаза чтобы не видеть, вырвать себе язык, чтобы не говорить. пусть ни одно пророчество больше у меня ничего не отнимет. скрипит костяная прялка, тянется золотая нить. у него недобрый прищур глаз, и елейное слово, и лжи да яда хватит ему на десятерых. ну зачем он тебе, когда я — здесь, во мне нет и части той горечи, что носит он за грудиной, во мне нет того яда и боли, что он тебе принесет. смотри, я приручила свое безумие. смотри, у меня этих сказок столетье читай с листа. смотри, я могу забрать твою боль, если станет нужно. оставайся со мной, оставайся, баюкаю я струящуюся золотую пряжу, оставайся со мной.. а на гобелене — Артур и Моргана, девочка-птица и злой насмешник-йотун, потерянные дети под сводами дольмена, все сказки и песни, идущие по кругу вечно-вечно-вечно. мне смотреть на тебя незрячими глазами из толщи вод, звать детей твоих к красным камням и городу-перекрестку. ему отнять тебя, тебе уходить, мне оставаться. живое живому. мертвое мертвому. скрипит костяная прялка, тянется нить.
на Оковы я изначально хотел заявиться матушкой Лори. ну че, мальчику с мервячьими глазами можно тянуть с ВП персонажей, а мне нет? да только весь ступор не в можно/не можно. весь ступор в том, что это настолько не мой типаж персонажа, что я ее банально не сыграю. а инсайт, который я могу словить с игры о школьных годах Элинор, я и так уже хватанула на Сказках. про созависимые отношеньки и одержимость, да. следовательно, «искомый не стоит трудов».
я бы очень хотела,чтобы дело было только в моем неумении говорить "нет". или там в границах. но как обычно я оправдываюсь куда лучше,чем существую. вопросы гребанной ценности. у меня остается битое восприятие и страх заразить им близких. чертовы совпадения, мир до крайности одинаковый. родительские функции, которые я никогда не просила. ребенок, который никогда моим не был. ответственность, которая за мной китовьей гниющей тушей волочится. неумение смотреть, как дети умирают. слабость. наивность. детскость. самобичевание. у меня никогда ничего не было кроме "ты должна". кроме лозунгов героизма из романтических книжек про рыцарей и этовсе. спасательство, бессмысленное и беспощадное, и крики о том, что я не вывожу - это все,что от меня осталось после универа.