я прихожу спасти тебя
и ухожу, унося в ладони
хрупкость бумажных журавликов. они бьются в грудную клетку,
клюют изнутри свежее мясо.
меня выворачивает от боли, а эти маленькие бумажные смерти продолжают меня пожирать. у кого-то бабочки в животе. у кого-то звезды в волосах. а у меня белые в клеточку птицы под кожей беснуются.
когда я снова вижу тебя, я понимаю, что ничего этого никогда не могло и быть. я не ветер, провожающий в последний полет самоубийцу. я не безумие во плоти с сигаретами и битыми чашками. я даже не мама-медведица, всегда стоящая только насмерть.
белые в клеточку птицы исклевали мне ладони до кости. море в твоих волосах такое соленое от моих слез. твои руки гладят меня по голове, заставляя вспоминать о свежевыдранных с корнем прядях. я уже почти жалею,что существую. мир все еще недостаточно плох, чтобы окончательно наступить себе на горло. ты говоришь "не грусти" и уходишь.
я знаю, что никто ни в чем не виноват.
бумажные журавлики танцуют, встречая ту солнечную весну, которой больше никогда не будет. в моем шкафу пылится лук и с десяток идолов. тайком любуюсь пришпиленными к стене бабочками воспоминаний.
я прячусь под одеяло, заслышав хлопанье тонких бесперых крыльев, хотя знаю, что от этих птиц смерти некуда прятаться.
мои внутричерепные нелюди окружают меня плотным строем,не давая белым в клеточку птицам прорвать оборону.
страшный корабль Морниэ зависает напротив окна и на палубе я вижу всех тех, кого не смогла спасти.
больше всего на свете мне хочется кричать.
исцарапанные крепкие руки Ирки Горновой качают мою колыбель. в ее песнях на удивление нет ни слова о смерти.
над кроватью кружит, покидая меня навсегда, бумажный журавлиный клин. развороченная грудная клетка противно хлюпает, и воздух лопается в углах губ кровавыми пузырями.
каждый раз, когда я прихожу к тебе, ты говоришь, что обязательно защитишь меня от всего. и снова даришь этих чертовых журавликов.
я благоговейно принимаю в ладони новый ворох своих мучителей. в конце концов, всего этого никогда не было. в конце концов я успела их полюбить.
Ирка салютует мне бутылкой коньяка и устало улыбается. в конце концов, кому как не ей говорить со мной о смерти. в конце концов, кому, как не ей знать, что от тебя меня ничто уже не спасет.
и ухожу, унося в ладони
хрупкость бумажных журавликов. они бьются в грудную клетку,
клюют изнутри свежее мясо.
меня выворачивает от боли, а эти маленькие бумажные смерти продолжают меня пожирать. у кого-то бабочки в животе. у кого-то звезды в волосах. а у меня белые в клеточку птицы под кожей беснуются.
когда я снова вижу тебя, я понимаю, что ничего этого никогда не могло и быть. я не ветер, провожающий в последний полет самоубийцу. я не безумие во плоти с сигаретами и битыми чашками. я даже не мама-медведица, всегда стоящая только насмерть.
белые в клеточку птицы исклевали мне ладони до кости. море в твоих волосах такое соленое от моих слез. твои руки гладят меня по голове, заставляя вспоминать о свежевыдранных с корнем прядях. я уже почти жалею,что существую. мир все еще недостаточно плох, чтобы окончательно наступить себе на горло. ты говоришь "не грусти" и уходишь.
я знаю, что никто ни в чем не виноват.
бумажные журавлики танцуют, встречая ту солнечную весну, которой больше никогда не будет. в моем шкафу пылится лук и с десяток идолов. тайком любуюсь пришпиленными к стене бабочками воспоминаний.
я прячусь под одеяло, заслышав хлопанье тонких бесперых крыльев, хотя знаю, что от этих птиц смерти некуда прятаться.
мои внутричерепные нелюди окружают меня плотным строем,не давая белым в клеточку птицам прорвать оборону.
страшный корабль Морниэ зависает напротив окна и на палубе я вижу всех тех, кого не смогла спасти.
больше всего на свете мне хочется кричать.
исцарапанные крепкие руки Ирки Горновой качают мою колыбель. в ее песнях на удивление нет ни слова о смерти.
над кроватью кружит, покидая меня навсегда, бумажный журавлиный клин. развороченная грудная клетка противно хлюпает, и воздух лопается в углах губ кровавыми пузырями.
каждый раз, когда я прихожу к тебе, ты говоришь, что обязательно защитишь меня от всего. и снова даришь этих чертовых журавликов.
я благоговейно принимаю в ладони новый ворох своих мучителей. в конце концов, всего этого никогда не было. в конце концов я успела их полюбить.
Ирка салютует мне бутылкой коньяка и устало улыбается. в конце концов, кому как не ей говорить со мной о смерти. в конце концов, кому, как не ей знать, что от тебя меня ничто уже не спасет.