ты приходишь домой, закрываешь окна, завешиваешь их шторами и сидишь в темноте. комната заросла хламом. ты так много всяких мелких радостей в дом тащил — камни,чужие книги, письма, в которых тебя еще не проклинают. все что угодно,лишь бы не вспоминать. сворачиваешься клубком под одеялом,уткнувшись лицом в колени. слез нет слишком давно,ничего нет слишком давно. ничего нет.
правда мертва. и Арда тоже. и герои последней совместной сказки. и песни. и голос ломается, едва ли становясь громче шепота. и если удается петь — то только со всеми, в нестройном хоре, беззвучно открывая рот на высоких нотах.
дорога ворочается под кожей,в груди набатом стучат колеса по проливным рельсам. меньше всех хочется вспоминать о мире-которого-нет. и готов поверить даже в Видящих и Помнящих всяких. пока сказка еще не стала до конца ложью,она все-таки остается — сказкой.
я хожу,смотрю им в глаза и ищу того,кто расскажет мне сказку,в которую я поверю.и плевать,если все это окажется насмешкой как-нибудь потом. это будет потом. а пока у меня будет мир, почти как несколько лет назад. я согласен даже на это. в конце концов,даже у лучших из них не осталось ничего,кроме памяти.
правда мертва. и Арда тоже. и герои последней совместной сказки. и песни. и голос ломается, едва ли становясь громче шепота. и если удается петь — то только со всеми, в нестройном хоре, беззвучно открывая рот на высоких нотах.
дорога ворочается под кожей,в груди набатом стучат колеса по проливным рельсам. меньше всех хочется вспоминать о мире-которого-нет. и готов поверить даже в Видящих и Помнящих всяких. пока сказка еще не стала до конца ложью,она все-таки остается — сказкой.
я хожу,смотрю им в глаза и ищу того,кто расскажет мне сказку,в которую я поверю.и плевать,если все это окажется насмешкой как-нибудь потом. это будет потом. а пока у меня будет мир, почти как несколько лет назад. я согласен даже на это. в конце концов,даже у лучших из них не осталось ничего,кроме памяти.