продолжаю пилить сук, на котором сижу теперь еще и с огоньком.
сказал сегодня матушке, что во всем происходящем пиздеце была и ее вина тоже. что это она должна была спасать меня, а не я их всех. что она не имела права быть слабой. что она не имела права требовать от меня смирения, прощения и всей этой христианизированной хуйни в отношении мудака. что я никогда не хотел быть ей матерью, старшей сестрой и спасателем с семи лет.
и что я тоже хотел от всего этого убежать, но у меня хватило силы взять на себя всю эту блядскую роль матери-защитницы, а у нее нет.
получил тонну обесценивания, удивления.
но это не важно.
самое страшное, что мне не было больно говорить ей это.
шуточка про «не страшно стать мразью» перестает быть шуточкой.
сказал сегодня матушке, что во всем происходящем пиздеце была и ее вина тоже. что это она должна была спасать меня, а не я их всех. что она не имела права быть слабой. что она не имела права требовать от меня смирения, прощения и всей этой христианизированной хуйни в отношении мудака. что я никогда не хотел быть ей матерью, старшей сестрой и спасателем с семи лет.
и что я тоже хотел от всего этого убежать, но у меня хватило силы взять на себя всю эту блядскую роль матери-защитницы, а у нее нет.
получил тонну обесценивания, удивления.
но это не важно.
самое страшное, что мне не было больно говорить ей это.
шуточка про «не страшно стать мразью» перестает быть шуточкой.