-отойди от меня, - говорит человек, - не хочу я, чтобы ты подходила близко. хватит уже играть в Андрасте и прочих спасителей всех тут заблудших душ. отойди, говорю. не тебе доспехи с меня снимать, пальцы о сталь царапая. не тебе перевязывать раны, у меня вообще-то для этого лекарь есть. и потом — посмотри же ты на себя. слишком слабая ты, чтоб мне помощь твою принять. да и что же ты можешь — только молчать и ныть, у меня этого добра сколько, знаешь? не тебе меня исцелять, да и сказки твои смешны. отойди/не смотри. не хочу я, чтобы видела ты
мои раны.
улыбаюсь, и даже не знаю, что и сказать.
- всем ты прав, - говорю, - только ведь посмотри — и лекари есть у тебя, и пажи, и соратники для боев и пиршеств. а все равно ты от боли слеп. и гниет в груди что-то, и меч обоюдоостер. да, ты прав, у меня не так много есть. но на чашу, которую ищешь ты, сам себе не веря, — хватит.
- иди к черту, - говорит он, и слово его остро, - тоже мне тут нашлась, спасатель, наставник, друг. что ты можешь? что видела ты, скажи? это молодость и неопытность в тебе говорит. это все игра, это сраное благородство юнцов и дев. да пошла ты! не подходи ко мне, говорю. я умею бить так, чтоб сразу, наверняка. я же знаю, что ты боишься боли, как люди все. ты же только об этом-то и орешь. отойди, говорю, пошла прочь! а когда подрастешь — вот тогда и поговорим.
у меня ни щита, ни кинжала — лишь кубок и сила слов.
- я юна, - говорю ему, - это ты видишь сам. но я видела и войну, и концлагерь в мирное время среди людей. я на этих плечах из войны выносила тех, кто не мог ни идти, ни выбрать, ни защитить. да, на мне нет брони, но мне она не нужна. у меня нет меча, и руки мои слабы. но когда говорю, не страшась своей силы, то отступает любой, как бы ни был он зол, силен. ну да лирику прочь. никуда не уйду, прости. ты ведь это услышать-то хочешь, не правда ль, д р у г? я не стану тебе ни целителем, ни рабом, ни соратником для пиров и веселых битв. но я буду с тобой, даже если меня и нет. вот, возьми этот кубок, и пей из него до дна.
не вино, не вина и не память на дне его.
ты сама.
мои раны.
улыбаюсь, и даже не знаю, что и сказать.
- всем ты прав, - говорю, - только ведь посмотри — и лекари есть у тебя, и пажи, и соратники для боев и пиршеств. а все равно ты от боли слеп. и гниет в груди что-то, и меч обоюдоостер. да, ты прав, у меня не так много есть. но на чашу, которую ищешь ты, сам себе не веря, — хватит.
- иди к черту, - говорит он, и слово его остро, - тоже мне тут нашлась, спасатель, наставник, друг. что ты можешь? что видела ты, скажи? это молодость и неопытность в тебе говорит. это все игра, это сраное благородство юнцов и дев. да пошла ты! не подходи ко мне, говорю. я умею бить так, чтоб сразу, наверняка. я же знаю, что ты боишься боли, как люди все. ты же только об этом-то и орешь. отойди, говорю, пошла прочь! а когда подрастешь — вот тогда и поговорим.
у меня ни щита, ни кинжала — лишь кубок и сила слов.
- я юна, - говорю ему, - это ты видишь сам. но я видела и войну, и концлагерь в мирное время среди людей. я на этих плечах из войны выносила тех, кто не мог ни идти, ни выбрать, ни защитить. да, на мне нет брони, но мне она не нужна. у меня нет меча, и руки мои слабы. но когда говорю, не страшась своей силы, то отступает любой, как бы ни был он зол, силен. ну да лирику прочь. никуда не уйду, прости. ты ведь это услышать-то хочешь, не правда ль, д р у г? я не стану тебе ни целителем, ни рабом, ни соратником для пиров и веселых битв. но я буду с тобой, даже если меня и нет. вот, возьми этот кубок, и пей из него до дна.
не вино, не вина и не память на дне его.
ты сама.