Лори смотрит на солнце сквозь круглые зеркальные очки, а потом снимает их, запихивая в карман мантии. Смотрит снова. Майское солнце исходится зноем, словно уже июль. Это лето будет гореть – и Лори чувствует, как тонкая кожа зудит, чтобы расцвести пунцовыми пятнами к вечеру, но продолжает стоять, укрывшись за деревьями от остальных ребят, и заставляет себя терпеть.
Все это не важно. Она такая же как остальные. Ей не больно. Ей не страшно. Все это лишнее.
Она запрокидывает голову и смотрит на солнце. Глаза обжигает, словно она ткнулась лицом к костру, но она продолжает смотреть, заставляя себя.
Это все неважно. Я сильнее этого.
Фиона снова придумывает шалости. Она зовет Лори с собой, но Лори слишком боится выйти за рамки – она осторожна и тиха, и над этим добродушно посмеиваются. Лори немного обидно, но она думает – пусть лучше так. Тихая и забитая – но в школе, почти немая – но среди людей, не умеющая пошутить, поддержать, докопаться до истины – но живая.
Джерри и Хаст придумывают очередные гениальные злодеяния – и слизеринцы ненавидят Хаста, и Джерри тоже, а Джерри ненавидит всех. Джерри снисходительно смотрит на Лоркану, обнимая ее за плечи – огневиски всегда делает ее сентиментальной, но от этой снисходительности во взгляде не избавиться никогда.
Любимая зверушка…а любимая ли?
Марлин и Сириус снова поднимают на уши свой факультет – они такие красивые, когда спорят. Лори боится Марлин больше, чем Джерри, потому что не понимает ее. Не может понять.
Кровь Марлин горчит бузинными ягодами, вязкими и горькими, ядовитыми – и Марлин фыркает, не желая слушать. Она хочет быть легче, чем есть, счастливее, чем говорит. Лори не знает, что она может сделать, чтобы Марлин ее заметила, и нужно ли это вообще. Она и так дает ей слишком многое – горьковато-сладкую завязь бузины, танцы в темноте, улицы маггловских городов, заразительный смех и надежду на лучшее. Пусть все это исчезает спустя несколько дней, но этого уже очень много.
Чего тебе еще не хватает? Ты и так получила больше, чем заслуживаешь, проклятая тварь.
Слезы катятся по щекам от слепящего обжигающего света, а вовсе не от мучительного чувства утраты того, что ей никогда не принадлежало.
Она любит их всех – взбалмошную Фиону, злую Джерри, двойственную Марлин, но знает, что это никогда не будет взаимным чувством.
И, возможно, дело совсем не в том, что она чудовище.
Все это не важно. Она такая же как остальные. Ей не больно. Ей не страшно. Все это лишнее.
Она запрокидывает голову и смотрит на солнце. Глаза обжигает, словно она ткнулась лицом к костру, но она продолжает смотреть, заставляя себя.
Это все неважно. Я сильнее этого.
Фиона снова придумывает шалости. Она зовет Лори с собой, но Лори слишком боится выйти за рамки – она осторожна и тиха, и над этим добродушно посмеиваются. Лори немного обидно, но она думает – пусть лучше так. Тихая и забитая – но в школе, почти немая – но среди людей, не умеющая пошутить, поддержать, докопаться до истины – но живая.
Джерри и Хаст придумывают очередные гениальные злодеяния – и слизеринцы ненавидят Хаста, и Джерри тоже, а Джерри ненавидит всех. Джерри снисходительно смотрит на Лоркану, обнимая ее за плечи – огневиски всегда делает ее сентиментальной, но от этой снисходительности во взгляде не избавиться никогда.
Любимая зверушка…а любимая ли?
Марлин и Сириус снова поднимают на уши свой факультет – они такие красивые, когда спорят. Лори боится Марлин больше, чем Джерри, потому что не понимает ее. Не может понять.
Кровь Марлин горчит бузинными ягодами, вязкими и горькими, ядовитыми – и Марлин фыркает, не желая слушать. Она хочет быть легче, чем есть, счастливее, чем говорит. Лори не знает, что она может сделать, чтобы Марлин ее заметила, и нужно ли это вообще. Она и так дает ей слишком многое – горьковато-сладкую завязь бузины, танцы в темноте, улицы маггловских городов, заразительный смех и надежду на лучшее. Пусть все это исчезает спустя несколько дней, но этого уже очень много.
Чего тебе еще не хватает? Ты и так получила больше, чем заслуживаешь, проклятая тварь.
Слезы катятся по щекам от слепящего обжигающего света, а вовсе не от мучительного чувства утраты того, что ей никогда не принадлежало.
Она любит их всех – взбалмошную Фиону, злую Джерри, двойственную Марлин, но знает, что это никогда не будет взаимным чувством.
И, возможно, дело совсем не в том, что она чудовище.