Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 06 июля 2020
я сильнее того что говорит моим голосом и смотрит моими глазами
воскресенье, 05 июля 2020
кроме химической помощи отлетающей кукухе мне все-таки очень не хватает спонтанных комплиментов моей творческости. спонтанных восхищений.
потому что я чертовски устала восхищаться миром, и не получать того же взамен.
потому что я чертовски устала восхищаться миром, и не получать того же взамен.
суббота, 04 июля 2020
на самом деле у меня внутри что-то словно сломалось. давно еще. наверное в дремучем дошкольном детстве. или даже еще раньше, хуй его знает.
я не чувствую опоры, безопасности - самой простой, базовой безопасности, и то и дело ожидаю непременно физической расправы - и так же не чувствую власти над собственной жизнью. мир похож на огромное внешнее море, которое то и дело норовит тебя растворить или выкинуть куда-нибудь, как мусор.
растворить при этом вообще то про милосердие и любовь, ага. милосердно и небезопасно.
а ты же сильный, мать твою за ногу.
я иду по этой жизни ощущая как вместо позвоночника у меня замотанные сраной изолентой обломки костей. то, что могло бы быть драконьим гребнем или просто человеческим крепким таким позвоночником. опора, основа, вот эти клише про прямую спину и острость, какую то очень честную беспощадность, все то что вы там вкладываете в воинственные архетипы радетелей за правду и справедливость. все то что вкладывают в образ этакого «героя нашего времени».
но вместо этого у меня обломки костей и скотч, и хлипкая конструкция эта шатается при каждом вздохе.
ощущаешь себя моральным инвалидом, и прежняя романтизация (да, блять, романтизация) любой боли, приходящей в процессе самопознания и рефлексии, не работает
проблема то по сути вот в чем: ты ползешь на брюхе, ты оттаскиваешь себя от края, ты каждый раз выволакиваешь себя со дна, чтобы снова и снова сталкиваться с тем, что ты на самом деле — довольно скользкая незначительная тварюшка, с гордынькой, высоким чсв и этими самыми костями вместо позвоночника. слизняк этакий короче.
но ты же должен быть сильным, бля. потому что а как же еще?
потому что ты каждый сраный день вырываешь себя из когтей смерти. из желания причинить себе тяжелый урон, не отделываясь мелким.
и задаешься вопросом — тебе всегда говорили, что тот кто сдался и вышел в окно слаб, потому что не захотел бороться дальше. но когда ты ползешь в пыли и воешь от того что все это рвет тебя на части, это мало похоже на силу. и я со стороны выгляжу слабой, трусливой, жалкой, всепрощающей и всепонимающей уродиной без своего мнения и цели. смешной зависимой зверюшкой. неспособной ударить и даже отстоять свое (самое смешное что это же целиком и полностью моя вина и ответственность).
без ценностей. без границ. без факта сушествования.
окружающий мир считывает так же.
и ты задаешься вопросом, стоит ли такая «сила» хоть чего-то? не подменил ли мой мозг понятия в очередной раз? не пытаюсь ли я трусливо закрыться этим всем от страха смерти?
те кто действительно хотят идут и делают.
и потому заткнись уже.
я не чувствую опоры, безопасности - самой простой, базовой безопасности, и то и дело ожидаю непременно физической расправы - и так же не чувствую власти над собственной жизнью. мир похож на огромное внешнее море, которое то и дело норовит тебя растворить или выкинуть куда-нибудь, как мусор.
растворить при этом вообще то про милосердие и любовь, ага. милосердно и небезопасно.
а ты же сильный, мать твою за ногу.
я иду по этой жизни ощущая как вместо позвоночника у меня замотанные сраной изолентой обломки костей. то, что могло бы быть драконьим гребнем или просто человеческим крепким таким позвоночником. опора, основа, вот эти клише про прямую спину и острость, какую то очень честную беспощадность, все то что вы там вкладываете в воинственные архетипы радетелей за правду и справедливость. все то что вкладывают в образ этакого «героя нашего времени».
но вместо этого у меня обломки костей и скотч, и хлипкая конструкция эта шатается при каждом вздохе.
ощущаешь себя моральным инвалидом, и прежняя романтизация (да, блять, романтизация) любой боли, приходящей в процессе самопознания и рефлексии, не работает
проблема то по сути вот в чем: ты ползешь на брюхе, ты оттаскиваешь себя от края, ты каждый раз выволакиваешь себя со дна, чтобы снова и снова сталкиваться с тем, что ты на самом деле — довольно скользкая незначительная тварюшка, с гордынькой, высоким чсв и этими самыми костями вместо позвоночника. слизняк этакий короче.
но ты же должен быть сильным, бля. потому что а как же еще?
потому что ты каждый сраный день вырываешь себя из когтей смерти. из желания причинить себе тяжелый урон, не отделываясь мелким.
и задаешься вопросом — тебе всегда говорили, что тот кто сдался и вышел в окно слаб, потому что не захотел бороться дальше. но когда ты ползешь в пыли и воешь от того что все это рвет тебя на части, это мало похоже на силу. и я со стороны выгляжу слабой, трусливой, жалкой, всепрощающей и всепонимающей уродиной без своего мнения и цели. смешной зависимой зверюшкой. неспособной ударить и даже отстоять свое (самое смешное что это же целиком и полностью моя вина и ответственность).
без ценностей. без границ. без факта сушествования.
окружающий мир считывает так же.
и ты задаешься вопросом, стоит ли такая «сила» хоть чего-то? не подменил ли мой мозг понятия в очередной раз? не пытаюсь ли я трусливо закрыться этим всем от страха смерти?
те кто действительно хотят идут и делают.
и потому заткнись уже.
понедельник, 08 июня 2020
лучше бы так. чем тот неоспоримый факт, что моя теория не подтверждается снова и снова.
среда, 27 мая 2020
мне кажется, что все меня отвергают. с нарциссизмом так, пафосно, свысока глядя. устало,раздраженно, отчаянно, обесценивающе.
отвергают.
но в итоге отвергаю почему-то я.
отвергают.
но в итоге отвергаю почему-то я.
вторник, 26 мая 2020
в какой-то момент у тебя заканчивается воздух и силы.
в какой-то момент ты устаешь звать на помощь.
в какой-то момент города обращаются в пыль и песок.
я несколько лет живу без таблеток энной степени тяжести.
я всю жизнь говорю смерти "не сегодня".
я убегаю от убежденности, что вырезать себя из мира единственное правильное решение из всех принятых когда-либо.
и все это не имеет никакого смысла и никакой ценности. каждый человек - поле боя. ты-то тут при чем.
я работаю с детьми и их это даже забавляет.
я стараюсь быть сестрой, подругой, дочерью, человеком, психологом, играчком и со стороны оно даже вроде бы получается.
я пишу какие-то там тексты, говорю какие-то там слова, рисую какие-то там рисунки.
и все это не имеет никакого смысла и ценности,потому что все это неправда.
я не знаю, ради чего, кроме тысячи и одной нити долга, я остаюсь.
правильный ответ в этом случае всегда "ради себя самой".
но все это не имеет никакого смысла и ценности.
снова и снова.
в какой-то момент ты устаешь звать на помощь.
в какой-то момент города обращаются в пыль и песок.
я несколько лет живу без таблеток энной степени тяжести.
я всю жизнь говорю смерти "не сегодня".
я убегаю от убежденности, что вырезать себя из мира единственное правильное решение из всех принятых когда-либо.
и все это не имеет никакого смысла и никакой ценности. каждый человек - поле боя. ты-то тут при чем.
я работаю с детьми и их это даже забавляет.
я стараюсь быть сестрой, подругой, дочерью, человеком, психологом, играчком и со стороны оно даже вроде бы получается.
я пишу какие-то там тексты, говорю какие-то там слова, рисую какие-то там рисунки.
и все это не имеет никакого смысла и ценности,потому что все это неправда.
я не знаю, ради чего, кроме тысячи и одной нити долга, я остаюсь.
правильный ответ в этом случае всегда "ради себя самой".
но все это не имеет никакого смысла и ценности.
снова и снова.
здесь должен быть длиинный-длинный пост с почему, за чем и какого хера. но его не будет.
потому что все умещается в два простых слова: не вывозишь.
конец.
потому что все умещается в два простых слова: не вывозишь.
конец.
пятница, 22 мая 2020
чего только в заметках не найдется.
после оккупации Хогвартса Лори написала матери письмо. как истинный социодолбоеб все связанные с Лори поигровые тексты я не могу заставить себя вытащить на свет.
(а ведь могло бы быть частью поигрового отчета но не срослось)
«Дорогая мама!
не печалься обо мне, ведь я давно уже смирилась с тем, что происходит. слишком давно, чтобы желать иной участи. еще совсем недавно мне было страшно, безумно страшно, но теперь я больше не боюсь причинить вред тем, кого люблю. у меня никого не осталось.
я пишу тебе из Хогвартса, остывающего от битвы. я слышала, прибыли люди из министерства, и остановили тех, оставшихся, кто еще сегодня утром захватил школу и превратил ее в ад. бесстрашные ученики защитили свой дом, мама, но меня не было среди них, и я не жалею об этом. я вообще ни о чем не жалею.
ты писала, что не смогла помочь Эдрику, но не беспокойся. с ним все в порядке, насколько вообще может быть в порядке человек, с которым произошло подобное. ту смерть, что ты подарила ему, забрала одна девочка-гриффиндорка, Энджи. знаешь, когда я говорила с ней однажды, я вспоминала себя. в ней столько любви и готовности на жертвы, мама, что мне должно быть страшно от того, каково ей сейчас, такой же застывшей на грани двух миров, как и я. но мне не страшно. я знаю, что это растает со временем, и человечность слезет с нее как шелуха. но это будет потом, а пока она станет бороться. и я надеюсь, что я не увижу этой борьбы.
Ксено благодарен ей, и я ненавижу ее за это. я ненавижу его. и наверное потому и смогла смириться с тем, что он никогда не пойдет со мной. он заслуживает того, чтобы сражаться бок о бок с друзьями, делить с ними победы и их горечь. я не смогу разделить с ним это. а потому ухожу, и надеюсь, что он забудет меня так же скоро, как тех, чьи имена будут утрачены.
у меня никого не осталось, кроме тебя, мама. но в записках отца Ксено я видела название города, где я смогу тебя отыскать. я ждала этой встречи с того самого мига, как получила твое письмо в конце прошлого года. тогда я так боялась, что вы с отцом ворветесь в мой маленький мир, где я наконец обрела покой, настоящих друзей и нормальную жизнь, и разрушите его, как и положено чудовищам из сказок.
но этот мир рухнул сам, он не выдержал дуновение ветров перемен, что объяли Британию. не выдержал, потому что это общество не способно выдержать перемены, как всегда говорила ты. ты была права все долгих пятнадцать лет моей полужизни, но я лишь отмахивалась от этого, не желая и отказываясь принимать правду.
теперь я понимаю.
не жалей живых, мама. не скорби по мертвым. все это со временем сгладится и исчезнет. а у нас с тобой будет время. это единственное, что у нас осталось.
но сначала, я найду тебя и спрошу о том, каково это — умирать. я всегда боялась увидеть тебя — такой, и задать этот вопрос.
больше мне боятся нечего.
с любовью,
Лори »
после оккупации Хогвартса Лори написала матери письмо. как истинный социодолбоеб все связанные с Лори поигровые тексты я не могу заставить себя вытащить на свет.
(а ведь могло бы быть частью поигрового отчета но не срослось)
«Дорогая мама!
не печалься обо мне, ведь я давно уже смирилась с тем, что происходит. слишком давно, чтобы желать иной участи. еще совсем недавно мне было страшно, безумно страшно, но теперь я больше не боюсь причинить вред тем, кого люблю. у меня никого не осталось.
я пишу тебе из Хогвартса, остывающего от битвы. я слышала, прибыли люди из министерства, и остановили тех, оставшихся, кто еще сегодня утром захватил школу и превратил ее в ад. бесстрашные ученики защитили свой дом, мама, но меня не было среди них, и я не жалею об этом. я вообще ни о чем не жалею.
ты писала, что не смогла помочь Эдрику, но не беспокойся. с ним все в порядке, насколько вообще может быть в порядке человек, с которым произошло подобное. ту смерть, что ты подарила ему, забрала одна девочка-гриффиндорка, Энджи. знаешь, когда я говорила с ней однажды, я вспоминала себя. в ней столько любви и готовности на жертвы, мама, что мне должно быть страшно от того, каково ей сейчас, такой же застывшей на грани двух миров, как и я. но мне не страшно. я знаю, что это растает со временем, и человечность слезет с нее как шелуха. но это будет потом, а пока она станет бороться. и я надеюсь, что я не увижу этой борьбы.
Ксено благодарен ей, и я ненавижу ее за это. я ненавижу его. и наверное потому и смогла смириться с тем, что он никогда не пойдет со мной. он заслуживает того, чтобы сражаться бок о бок с друзьями, делить с ними победы и их горечь. я не смогу разделить с ним это. а потому ухожу, и надеюсь, что он забудет меня так же скоро, как тех, чьи имена будут утрачены.
у меня никого не осталось, кроме тебя, мама. но в записках отца Ксено я видела название города, где я смогу тебя отыскать. я ждала этой встречи с того самого мига, как получила твое письмо в конце прошлого года. тогда я так боялась, что вы с отцом ворветесь в мой маленький мир, где я наконец обрела покой, настоящих друзей и нормальную жизнь, и разрушите его, как и положено чудовищам из сказок.
но этот мир рухнул сам, он не выдержал дуновение ветров перемен, что объяли Британию. не выдержал, потому что это общество не способно выдержать перемены, как всегда говорила ты. ты была права все долгих пятнадцать лет моей полужизни, но я лишь отмахивалась от этого, не желая и отказываясь принимать правду.
теперь я понимаю.
не жалей живых, мама. не скорби по мертвым. все это со временем сгладится и исчезнет. а у нас с тобой будет время. это единственное, что у нас осталось.
но сначала, я найду тебя и спрошу о том, каково это — умирать. я всегда боялась увидеть тебя — такой, и задать этот вопрос.
больше мне боятся нечего.
с любовью,
Лори »
среда, 20 мая 2020
мне казалось что я всех спасла и уехала. герой сделал свое дело, герой уходит.
а на самом деле никакой я не герой и просто сбежала, бросив человека, который во мне нуждается, на произвол судьбы и поехавших родителей. спряталась от него как последний трус и предатель.
я не герой, а обыкновенный мудак.
конец истории.
а на самом деле никакой я не герой и просто сбежала, бросив человека, который во мне нуждается, на произвол судьбы и поехавших родителей. спряталась от него как последний трус и предатель.
я не герой, а обыкновенный мудак.
конец истории.
вторник, 28 апреля 2020
-мне не нравится, - безапелляционно заявляет Див, запуская когтистую лапу мне в грудь. я захлебываюсь и кашляю, мысленно пытаясь вернуть реальность на место и провести параллели. кровь заливает растянутую светлую пижаму и зеленый пододеяльник. мир звенит. что-то в грудной клетке противно хлюпает, боль разливается по телу, выворачивая наизнанку - нелепая нарезка фантомных ощущений пока стальные когти Див ворочают что-то у меня в груди.
-когда-то ты готовилась умирать, - говорит она неодобрительно. пустая глазница, затянутая серебряными чешуйками, словно смотрит с насмешкой, - а сейчас за тебя и трех монет не выменяешь. не то что тридцатник.
Див вынимает руки у меня из груди. серебряная чешуя красится алым и темным. внутри все болит так, словно выпотрошили меня совершенно по-настоящему. Див подносит страшную когтистую лапу к лицу и слизывает кровь со стальных когтей. острые зубы-иглы скалятся в сочувственной улыбке.
-если честно, я надеялась что ты умрешь раньше, - говорит она чуть погодя, - из тебя получился совершенно никудышный человек. и уж тем более совершенно никчемный взрослый.
Див никогда не говорит о ком-либо плохо просто так для острастки. и уж тем более никогда не врет. потому что ей подобные не умеют врать - вывернутая наизнанку выпотрошенная честность.
я пытаюсь стянуть края раны руками, но у меня не хватает силы. лоскуты кожи неприятно скользят в пальцах. я вспоминаю о большой игле, спрятанной в одной из многочисленных шкатулках с ролевой мелочевкой, но копаться в них нет никакого желания. наверное мне кажется это честным - подобная открытость. уровень причиненного ущерба. почти восстановленная справедливость.
рана затягивается сама собой, словно ничего этого никогда и не было.
я обижаюсь. так нелепо и по-детски.
-мне не нравится, что ты с собой делаешь, но и я не могу сделать больше, - пожимает Дивная плечами. кружевной ворот сполз с одного из них, обнажая серебряную чешую и вздутую шрамами кожу. - только ты сама. в каком-то смысле это почти катарсис.
в каком-то смысле этого почти достаточно для госпитализации. но я конечно же никуда не приду.
я прячу в горы хлама острые предметы и закатываю рукава. пою об Оссирианде и горящем вереске на севере. мне хочется вырезать слова из горла и никогда никогда больше не молчать искусственно.
выписать свою историю на коже, хотя бы недоработанным эскизом. отметить удары и зажимы. обозначить запрятанные под кожей чувства. вынуть из головы то, что ворочается в затылке и мешает спать и верить в право на существование.
Див протягивает мне тонкий кухонный нож.
-что если у тебя под кожей такая же чешуя? - спрашивает она с такой уверенностью, словно бы убеждена в своем предположении, - как же они тогда увидят что ты на самом деле?
серебряный глаз смотрит пристально и внимательно. я тушуюсь под ее взглядом но не касаюсь лезвия.
-это не помогает, потому что это царапины, - говорит она, - ты от этого не умрешь. никто от этого еще не умер.
когтистые лапы обнимают меня за плечи - единственная нежность, попадающая в потребность своевременно.
-просто они не могли тебя полюбить. так просто бывает. объективно, никто в этом даже не виноват.
на самом деле в моей боли нет ничего нового. немножко младенческого "умри" и ладони в грудной клетке по локоть.
на самом деле этого конечно же недостаточно.
-просто мир не всегда справедлив и упорядочен так как бы нам того хотелось. весь ваш контроль и твой дар - просто иллюзия. и на самом деле ты не справляешься. объективно, никто бы не справился.
Див почти жаль.
мне почти жаль, что я вновь разжимаю сведенные судорогой пальцы на рукояти.
-я все равно тебя заберу, - говорит она тихо, и мне бесконечно жаль, что никакое желание жить не может остановить эту чертову балансировку.
-когда-то ты готовилась умирать, - говорит она неодобрительно. пустая глазница, затянутая серебряными чешуйками, словно смотрит с насмешкой, - а сейчас за тебя и трех монет не выменяешь. не то что тридцатник.
Див вынимает руки у меня из груди. серебряная чешуя красится алым и темным. внутри все болит так, словно выпотрошили меня совершенно по-настоящему. Див подносит страшную когтистую лапу к лицу и слизывает кровь со стальных когтей. острые зубы-иглы скалятся в сочувственной улыбке.
-если честно, я надеялась что ты умрешь раньше, - говорит она чуть погодя, - из тебя получился совершенно никудышный человек. и уж тем более совершенно никчемный взрослый.
Див никогда не говорит о ком-либо плохо просто так для острастки. и уж тем более никогда не врет. потому что ей подобные не умеют врать - вывернутая наизнанку выпотрошенная честность.
я пытаюсь стянуть края раны руками, но у меня не хватает силы. лоскуты кожи неприятно скользят в пальцах. я вспоминаю о большой игле, спрятанной в одной из многочисленных шкатулках с ролевой мелочевкой, но копаться в них нет никакого желания. наверное мне кажется это честным - подобная открытость. уровень причиненного ущерба. почти восстановленная справедливость.
рана затягивается сама собой, словно ничего этого никогда и не было.
я обижаюсь. так нелепо и по-детски.
-мне не нравится, что ты с собой делаешь, но и я не могу сделать больше, - пожимает Дивная плечами. кружевной ворот сполз с одного из них, обнажая серебряную чешую и вздутую шрамами кожу. - только ты сама. в каком-то смысле это почти катарсис.
в каком-то смысле этого почти достаточно для госпитализации. но я конечно же никуда не приду.
я прячу в горы хлама острые предметы и закатываю рукава. пою об Оссирианде и горящем вереске на севере. мне хочется вырезать слова из горла и никогда никогда больше не молчать искусственно.
выписать свою историю на коже, хотя бы недоработанным эскизом. отметить удары и зажимы. обозначить запрятанные под кожей чувства. вынуть из головы то, что ворочается в затылке и мешает спать и верить в право на существование.
Див протягивает мне тонкий кухонный нож.
-что если у тебя под кожей такая же чешуя? - спрашивает она с такой уверенностью, словно бы убеждена в своем предположении, - как же они тогда увидят что ты на самом деле?
серебряный глаз смотрит пристально и внимательно. я тушуюсь под ее взглядом но не касаюсь лезвия.
-это не помогает, потому что это царапины, - говорит она, - ты от этого не умрешь. никто от этого еще не умер.
когтистые лапы обнимают меня за плечи - единственная нежность, попадающая в потребность своевременно.
-просто они не могли тебя полюбить. так просто бывает. объективно, никто в этом даже не виноват.
на самом деле в моей боли нет ничего нового. немножко младенческого "умри" и ладони в грудной клетке по локоть.
на самом деле этого конечно же недостаточно.
-просто мир не всегда справедлив и упорядочен так как бы нам того хотелось. весь ваш контроль и твой дар - просто иллюзия. и на самом деле ты не справляешься. объективно, никто бы не справился.
Див почти жаль.
мне почти жаль, что я вновь разжимаю сведенные судорогой пальцы на рукояти.
-я все равно тебя заберу, - говорит она тихо, и мне бесконечно жаль, что никакое желание жить не может остановить эту чертову балансировку.
понедельник, 20 апреля 2020
мама не плачет.
мама в принципе рада, что я наконец то не вишу удавкой на ее шее, требуя (умоляя) о любви и заботе. что я работаю (и больше не звоню посетовать на хуевую жизнь в Жабинке), что я не впадаю в депрессивный эпизод (или хотя бы затыкаю себе рот и не произношу это опять же в телефонную трубку). что я в принципе где-то там, далеко, в фантастическом городе "вроде-бы-все-хорошо". что все мои странности теперь решает терапевт за определенную сумму (и что эту сумму я тоже могу оплатить сама) или постик в дайричке, где душевный стриптиз ну типа фича такая.
что я больше не тяну из нее жизнь, как всегда она чувствовала, не до конца признаваясь даже себе.
а я задыхаюсь.
ни города нет у меня, ни дома. я бегу - а сейчас, когда мир в огне, даже и не бегу - и слабая-слабая-слабая я , и дело то даже не в том.
а в том что я всегда была знаменем. всегда была беспроблемным ребенком - беспроблемным настолько, что даже про не-галлюцинации родные узнали от меня всего год назад (и конечно же не поверили. я бы тоже, признаюсь, не поверила бы). а в том, что надеется можно только на себя, даже в семье. надеется на себя, и тащить тех кто не вывозит на своем горбу. даже взрослых. ведь ты же должна быть сильной. слабых мало того что не любят, еще и уважать отказываются. любви тебе, видишь ли, не перепало. но уважение еще можно попытаться то заслужить.
ты только спаси нас всех. ты только будь мне матерью. ты только отдай мне все - до капельки, до крупицы, все то что я в тебя вложила, хоть и не желала того сама.
отдай-отдай-отдай.
слабая-слабая-слабая.
я задыхаюсь.
Элинор гладит меня по голове - холодные пальцы на горячем лбу кажутся невесомыми. песня у них одна всегда - отдай мне жизнь, отдай-отдай-отдай. голод, жажда и темнота. ужас, любовь и ложь самому себе.
я задыхаюсь.
но когда говорю об этом - кажется, что дышу.
мама в принципе рада, что я наконец то не вишу удавкой на ее шее, требуя (умоляя) о любви и заботе. что я работаю (и больше не звоню посетовать на хуевую жизнь в Жабинке), что я не впадаю в депрессивный эпизод (или хотя бы затыкаю себе рот и не произношу это опять же в телефонную трубку). что я в принципе где-то там, далеко, в фантастическом городе "вроде-бы-все-хорошо". что все мои странности теперь решает терапевт за определенную сумму (и что эту сумму я тоже могу оплатить сама) или постик в дайричке, где душевный стриптиз ну типа фича такая.
что я больше не тяну из нее жизнь, как всегда она чувствовала, не до конца признаваясь даже себе.
а я задыхаюсь.
ни города нет у меня, ни дома. я бегу - а сейчас, когда мир в огне, даже и не бегу - и слабая-слабая-слабая я , и дело то даже не в том.
а в том что я всегда была знаменем. всегда была беспроблемным ребенком - беспроблемным настолько, что даже про не-галлюцинации родные узнали от меня всего год назад (и конечно же не поверили. я бы тоже, признаюсь, не поверила бы). а в том, что надеется можно только на себя, даже в семье. надеется на себя, и тащить тех кто не вывозит на своем горбу. даже взрослых. ведь ты же должна быть сильной. слабых мало того что не любят, еще и уважать отказываются. любви тебе, видишь ли, не перепало. но уважение еще можно попытаться то заслужить.
ты только спаси нас всех. ты только будь мне матерью. ты только отдай мне все - до капельки, до крупицы, все то что я в тебя вложила, хоть и не желала того сама.
отдай-отдай-отдай.
слабая-слабая-слабая.
я задыхаюсь.
Элинор гладит меня по голове - холодные пальцы на горячем лбу кажутся невесомыми. песня у них одна всегда - отдай мне жизнь, отдай-отдай-отдай. голод, жажда и темнота. ужас, любовь и ложь самому себе.
я задыхаюсь.
но когда говорю об этом - кажется, что дышу.
пятница, 17 апреля 2020
-остановись, - говорит мне человек и впервые голос его ломается, - остановись. это ведь все не о том. я не хочу, чтобы она или ты сломались. я не хочу, чтобы вы сломались. я хочу чтобы ты устояла. чтобы ты выиграла. чтобы ты доказала мне, что есть что-то меня сильней. чтобы слово было сильней клинка. чтобы герой вышел на бой без брони и меча, с одним сердцем горящим, и одержал победу. чтобы мир, с которым мы говорили, снова услышал нас. чтобы я поверила, поверила наконец, что все это настоящее. настоящее волшебство, говорю.
-а зачем? - говорю я в шаге от темноты, - зачем мне в чаше расколотой воду носить, если на дне ее - кровь, не вода? и что видишь ты, черт возьми, во мне,что даже когда я не верю - веришь? посмотри — у меня ничего нет. посмотри — я пустышка, ноль, и если и была я чем, то отчаянием и иллюзией, как и весь этот мир. говорила, что это я тебя придумала. а это ты меня придумала, говорю. не было никогда ничего. и меня не было.
-ну хорошо, - пожимает плечами вдруг человек. зеркальное стекло трескается надвое, совсем как на дурацком рисунке.
-я ничего в принципе не теряю, - говорит.
так заканчивается эта история, так и не успев случиться.
-а зачем? - говорю я в шаге от темноты, - зачем мне в чаше расколотой воду носить, если на дне ее - кровь, не вода? и что видишь ты, черт возьми, во мне,что даже когда я не верю - веришь? посмотри — у меня ничего нет. посмотри — я пустышка, ноль, и если и была я чем, то отчаянием и иллюзией, как и весь этот мир. говорила, что это я тебя придумала. а это ты меня придумала, говорю. не было никогда ничего. и меня не было.
-ну хорошо, - пожимает плечами вдруг человек. зеркальное стекло трескается надвое, совсем как на дурацком рисунке.
-я ничего в принципе не теряю, - говорит.
так заканчивается эта история, так и не успев случиться.
меня никогда не было.
в определенные моменты я ловлю себя на том, что это одно из самых глубоких разочарований. и лежать бы мне там, в ковылях и пыли. в кровавом снегу. в чернильной, густой как кисель, ночи.
но я здесь.
бессильная, все идеалы продавшая, слабыми изрезанными своими руками не способная никого удержать. и не безумие меня не красит, ни слова верные. ничего от меня не осталось.
зачем ты смотришь на меня такую
зачем ты смотришь на меня теперь
не смотри.
в определенные моменты я ловлю себя на том, что это одно из самых глубоких разочарований. и лежать бы мне там, в ковылях и пыли. в кровавом снегу. в чернильной, густой как кисель, ночи.
но я здесь.
бессильная, все идеалы продавшая, слабыми изрезанными своими руками не способная никого удержать. и не безумие меня не красит, ни слова верные. ничего от меня не осталось.
зачем ты смотришь на меня такую
зачем ты смотришь на меня теперь
не смотри.
суббота, 11 апреля 2020
какая же ты сволочь, говорю ему. как же я ненавижу тебя, говорю.
Смерть смотрит на меня его глазами за прямоугольными стеклами очков. длинные пальцы постукивают по стеклу с обратной стороны.
ненавижу тебя, повторяю я раз за разом. ненавижу за то что ты дышишь, живешь, существуешь. одним своим существованием лишаешь меня права быть. одним своим существованием заставляешь меня расписываться в своей бездарности.
Смерть качает головой. угольно черные пряди рассыпаются вкруг усталого лица, перехваченные на лбу полоской черно-белой ткани.
ненавижу тебя...
тянется, тянется присказка. слова теряют смысл. обретают его снова, и вновь теряются. зависть разъедает кислотой легкие. отчаяние застывает в грудной клетке остывающим металлом.
дышать и без того становится все трудней.
снова и снова и снова.
я утыкаюсь любом в зеркало.
люблю тебя так, что целый мир у меня в груди болит, говорю ему. люблю тебя так, что ни слова отвержения вымолвить не могу, ни ударить. люблю тебя так, что слово каждое выгрызу у тебя из горла.
говориговориговори со мной, говорю ему.
Смерть молчит.
бесконечно на него похожий.
Смерть смотрит на меня его глазами за прямоугольными стеклами очков. длинные пальцы постукивают по стеклу с обратной стороны.
ненавижу тебя, повторяю я раз за разом. ненавижу за то что ты дышишь, живешь, существуешь. одним своим существованием лишаешь меня права быть. одним своим существованием заставляешь меня расписываться в своей бездарности.
Смерть качает головой. угольно черные пряди рассыпаются вкруг усталого лица, перехваченные на лбу полоской черно-белой ткани.
ненавижу тебя...
тянется, тянется присказка. слова теряют смысл. обретают его снова, и вновь теряются. зависть разъедает кислотой легкие. отчаяние застывает в грудной клетке остывающим металлом.
дышать и без того становится все трудней.
снова и снова и снова.
я утыкаюсь любом в зеркало.
люблю тебя так, что целый мир у меня в груди болит, говорю ему. люблю тебя так, что ни слова отвержения вымолвить не могу, ни ударить. люблю тебя так, что слово каждое выгрызу у тебя из горла.
говориговориговори со мной, говорю ему.
Смерть молчит.
бесконечно на него похожий.
среда, 08 апреля 2020
реальности с мышлением.
мне стоит помнить, что моя ценность не сводится к стремлению к смерти, травмам и болям. жизнь не равно обесценивание.
мне стоит помнить, что моя ценность не сводится к стремлению к смерти, травмам и болям. жизнь не равно обесценивание.
1.
Нэйтан раздосадован и зол, когда меряет шагами отцовский кабинет, прекрасно понимая, что высадить раму и сбежать незаметно у него не выйдет. а если и выйдет, отец сдерет с него три шкуры и наверняка будет прав. в последнее время обстановка в доме и так накалилась до невозможности, и хотя Нэйтану глубоко плевать на то, почему мать рыдает в запертой комнате и говорит с ним как со смертельно больным, мысль о том, что Мария решит, что он струсил, клокочет где-то в горле привычной ядовитой насмешкой.
трель телефона ввинчивается в мозг назойливым зудением. буквы на экране рябят в глазах. Нэйтан немного пьян, но не считает это критичным. в конце концов на званом ужине — или что там придумал отец — так хоть немного веселее.
НОВОЕ СООБЩЕНИЕ:
МАРИЯ: так значит белые угнетатели все же боятся мести бывших рабов? имей в виду, проклятие тебя не минует.
НЭЙТАН: тогда присмотри мне уютную могилку где-нибудь за оградой. не хотелось бы провести вечность среди отребья.
МАРИЯ: ну себя же ты как то терпишь.
НЭЙТАН: в таком случае увидимся в аду.
. . .
не думай, что я пропущу такой шанс посмотреть как ты будешь воскрешать покойников.
МАРИЯ: я так и знала, что ты струсишь. давай, беги, не расстраивай мамочку.
на тот момент их спор кажется Нэйтану очень важным. и он чертовски зол на отца, что вынужден пропустить занимательную тусовку на кладбище ради каких-то там семейных традиций.
Нэйтан клянется себе, что во что бы то ни стало успеет к сроку.
когда он спускается в шахту один, в горле все еще булькает смех и остроумные ответы один за другим. он думает, что отец с его традициями забавный старик, отдающий дань суеверию. и в отличие от Генри, ему то точно плевать на то, что это значит.
Нэйтан знает все легенды их семьи наперечет и не верит ни в одну из них. и уж тем более в сказки о том, что в темных подземных туннелях скрывается дьявол.
но когда за следующим поворотом свет фонаря выхватывает из темноты знакомую клетчатую рубашку и вихрастый затылок, даже он готов с воплями броситься прочь.
но он не позволит Марии считать его трусом.
Нэйтан-из-тени насмешливо кривит губы — точно так же как он сам шесть минут назад. они кружат на месте, словно мир превратился в поставленную на повтор виниловую пластинку. тьма под ногами и вокруг кажется липкой и тягучей, как смола.
Нэйт не считает себя суеверным, а Марию ведьмой, но судорожно пытается вспомнить все, что она говорила о защите от злых духов. но вспоминает только ее ядовитый смех и очередные колкости. а еще - придуманную им же дурацкую легенду. здесь, под крошащимися темными сводами.
ничего, что могло бы вывести его из темноты.
его двойник улыбается.
безумно.
торжествующе.
Нэйтана тошнит от страха.
-знаешь, почему она не любит тебя? - говорит двойник его голосом, который кажется незнакомым и чужим, - почему она не останется? знаешь, почему она сбежит, едва ты только ослабишь хватку?
Нэйтану хочется ему врезать. и себе в общем-то тоже. что-то в голосе двойника словно сковыривает корку со старой раны. Нэйтан делает выпад вперед, но двойник легко уклоняется от удара, выныривая из темноты откуда-то справа. Нэйтан, которому не впервой попадать в потасовки со сверстниками, впервые словно бы видит себя со стороны — перекошенное безумной ухмылкой лицо, резкие порывистые движение, пугающее болезненное хладнокровие.
удар выбивает из него дыхание и на мгновение тьма взрывается ослепительными всполохами, расплывается пятнами свет фонаря.
«брось, Нэйт, ты знаешь, что я прав. ты знаешь, что она уйдет»
Нэйтан не понимает, почему отец не беспокоится, о том, что его нет так долго, но усилием воли заставляет себя не кричать и не просить о помощи.
он не позволит Марии считать его трусом.
он не позволит ей сбежать.
пальцы двойника смыкаются на его горле.
кладбищенская земля говорит иначе, чем каменные плиты подземных переходов и галерей. истлевшие кости, хранящие в себе отпечаток их хозяев. перья и дерево сгнивших амулетов. вяжущая на языке чужая речь погребальных песнопений.
Нэйтан идет, и земля под ногами говорит с ним как с равным. шепчет о золоте, спрятанном в чужих садах, о телах, скрытых под досками погреба, о людях, что спят сейчас в своих домах, и видят во сне вчерашний день, обещает каждый шаг их, каждый вздох их обратить ему во славу.
ему не составляет никакого труда отыскать ее среди надгробий и старых деревьев. земля охотно отдает ему в руки тонкую цепочку ее шагов.
Мария сидит на старом покрывале в окружении маленьких свеч, подобрав под себя ноги и стянув на плечах вязаный кардиган. угольно черный, как и ее длинное платье, явно украденное из вещей матери. волосы стянуты в узел и упрятаны в алый тюрбан, заколотый старой брошью с отколотой эмалью. девочки из школы, устроившиеся рядом со смесью ужаса и восторга следят за тем как она неспешно, явно наслаждаясь произведенным эффектом, обматывает алыми нитками две сложенные крест-накрест деревянные палочки, напевая что-то вполголоса, мешая странные слова чужой речи с ломанным английским.
-чтобы дух смог выйти из врат Ле Гвинеи, ему нужно создать временное тело, иначе он не сможет изъявлять свою волю живым...- голос Марии насмешливо звенит, вспарывая густую ночь - а еще вольт применяется для приворотов, но вам это не светит — за это придется дорого заплатить, возможно, даже вашей бессмертной душой...
Полли Рэндалл испуганно прижимает ладони к груди. Кара, алчным взглядом впившаяся в куклу у Марии в руках, произносит медленно, словно подбирая слова и торгуясь с совестью одновременно:
-это ведь все-таки черная магия, Мария. ты не боишься, что из-за этого на суде твою душу отошлют в ад?
Мария смеется. отблески огня отражаются в ее темных глазах, выдавая торжество и легкое презрение к окружающим ее девицам. упоение моментом. земля под ее ладонями отзывается, тянется костлявыми пальцами навстречу.
-не бойся, повелитель сказал, что меня ждет почет и поклонение в его царстве в обмен на верную службу здесь. ну и вы тоже можете присоединиться.
она подмигивает Каре, и Нэнси, сидящая ближе всех к краю взвизгивает, замечая его появление.
-я пришел, - говорит Нэйтан тихо, выступая из темноты единым текучим движением. внутри ощущается странная пустота. он смотрит на нее так, словно действительно видит впервые. впервые так ясно, словно до этого глаза застилала туманная пелена. и желает смотреть вечно, как бы не менялся мир.
Мария щурится ехидно, насмешливо, и в то же время таинственно, как и подобает настоящей ведьме.
-извини, но вообще-то ковен это только для девочек. хотя ты присоединяйся конечно. я все понимаю. мы должны быть толерантными друг к другу.
все спланированно заранее. счет равный. один — один.
все это кажется таким глупым и неважным. все, кроме нее. а еще...
Нэйтан улыбается и склоняется в шутливом полупоклоне.
-приношу извинения, что помешал вам творить свои черные дела, но мне кажется, что сюда уже едет полицейский патруль. знаете, что бы там не говорили о свободе веры, но собрания на кладбище нарушают городской порядок.
Мария недоверчиво смотрит на него исподлобья ровно две минуты, пока до них не доносится рев мотора и вспышки сигнальных огней.
неудавшиеся ведьмы из средней школы бросаются врассыпную. Мария выкрикивает что-то на незнакомом прежде ему языке, и швыряет в него готовую нитяную куклу.
на лице — смесь азарта и досады.
-теперь ты мой! - страшно выкрикивает она, отталкивая его с дороги и с безумным хохотом несется прочь.
но ей уже не сбежать.
он знает, что скоро, очень скоро все встанет на свои места. так, как и должно было быть с самого начала.
теперь он знает.
земля поет.
2.
Генри терпеть не может их старый фамильный дом, портреты в пыльных рамках и общую атмосферу низкобюджетных фильмов ужасов, поставленных режиссером плотно сидящем на крэке. но больше всего — портреты, что висят в коридоре напротив двери в его комнату. Нэйтан, заходя в гости каждый раз насмешливо замечает, что их семьи всегда славились неадекватными личностями, и потому нет ничего удивительного в том, что Молли Шэдоу и Эдвин Бёрк были помолвлены к огромной радости обоих родов.
и уж тем более нет ничего удивительно, в том, что Молли Шэдоу сошла с ума и сгинула в шахтах, а Эдвин Бёрк покончил с собой в той самой комнате, которую сейчас занимает Генри.
Нэйтан говорит, что Генри зря заморачивается судьбами своих родственников. Нэйтан говорит, что им в принципе недолго осталось терпеть дремучих предков, верящих в родовые проклятия и то, что их шахты в скором будущем не станут убыточным предприятием. еще пару-тройку лет и их ждет колледж и свобода. цивилизация. никакого дремучего городка погрязшего в суевериях чернокожих рабов и индейских выродков.
если конечно Генри захочет расставаться с портретом двоюродной бабки, ехидно добавляет он под конец.
когда Томас и Курт растаскивают их по углам, у Нэйта рассечена губа, а Генри совершенно точно уверен в том, что второго удара его нос бы не выдержал.
Нэйтан действительно удивлен и ошарашен подобной реакцией. Генри скорее раздосадован нелепой стычкой. и прежде чем Нэйт бросит что-то язвительное, оставляя победу за собой, Генри безапелляционно заявляет:
-по крайней мере она хотя бы не кричит на каждом углу что готова сбежать на край света, лишь бы меня не видеть.
удержать Нэйтана ребята действительно не успевают.
то, что легенды оказываются правдивы, не кажется Генри чем-то удивительным. скорее забавным уточнением к расхожей фразе о том, что каждому достается по его вере.
Генри в принципе всегда был готов умереть. дух Эдвина, его безумного родича, навсегда обреченного возвращаться в ненавистный ему старый дом, словно бы неотступно следовал за ним всю его жизнь, подталкивая к краю. однако в подземных галереях, где темнота почти осязаема, он встречает не его.
когда Генри возвращается домой, зрение почти восстанавливается.
мать открывает ему дверь и отшатывается в страхе прежде, чем произносит слова о беспокойстве и любви к сыну.
несоответствие приводит его в ярость.
Нэйтан пишет ему о том, что они слышали что-то в шахтах и что бы оно не было, оно до смерти перепугало девчонок. у букв на экране отсутствуют интонации, но он видит самодовольное лицо Нэйта и прищуренные насмешливые глаза Марии. неверные всполохи света от фонарей. тени, лежащие на плечах девиц из школы. перекошенные хохотом лица ребят.
Генри видит их всех другими, и это несоответствие это вызывает жгучее раздражение.
спустя неделю Нэйтан твердо убежден, что Генри Бёрк настоящая сволочь. Курт обещает что заставит его ответить. Томас пытается уладить все миром, но в итоге вместе с Мартином сходятся на том, что проще его закопать.
его новые глаза прорезают ложь и время, чужие сердца и самые жестокие мысли, однако не способны разглядеть самую малость — его собственное отражение в зеркале.
Генри терпеть не может экскурсии, но ему нравится смотреть на людей. выискивать соответствия. запоминать. люди, которые съезжаются из разных городов действительно могут быть полезными каждый по-своему.
но в основном не вызывают ничего кроме раздражения.
девушка в толпе — длинные волосы, старая куртка, явно с чужого плеча, легкое голубое платье с цветами и тяжелые ботинки, исписанные девизами и случайными словами — идет так, словно остальной группы попросту не существует, подолгу замирая у стен и неспешно возвращаясь к своим.
Генри видит демонстративный вызов, безответную влюбленность, горечь потери и глупые ритуалы. это почти смешно, но когда девушка оборачивается к нему, он видит знакомое до боли лицо, так похожее на то, что он каждый день видел на портретах в доме. и все же иное.
несоответствие выворачивает наизнанку, но отчего-то приносит покой. и поэтому, когда он теряет ее из виду, он убежден, что все происходит верно.
обвал начинается тоже словно само собой.
3.
Эмма срезает волосы и травит их черной краской. короткая стрижка уродует, это подтверждает даже мать, — широкий подбородок кажется слишком мальчишечьим, а крупные веснушки становятся еще заметнее, кожа отливает нездоровой бледностью. утром Эмма не узнает своего лица в зеркале — и в какой то момент стыд и ощущение своего уродства вспыхивает в ней горько и ярко, как старая школьная обида, — но потом возвращается осознание, что в этом и был смысл.
новое отражение кажется ей отвратительным и чужим, и это вселяет надежду.
Эмма вытаскивает из рамок на каминной полке все фотографии, где она носит длинные косы, легкие платья, распущенные волосы и отцовскую куртку.
с курткой сложнее. выбросить ее она так и не решилась и просто затолкала поглубже в бак со старым тряпьем, стоящий в кладовке.
Эмма вздрагивает от каждого телефонного звонка, от каждого стука в дверь, от каждого прикосновения. Мать говорит, что это переходный возраст. Люк говорит, что это паранойя и ей пора лечиться.
в ушах легкий шум, словно помехи в старом радиоприемнике, с каждым днем становится все громче
посмотри на меня
посмотри на меня
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ ЭММА РАЙС СЕЙЧАС ЖЕ
сны оставляют ее в липкой патоке темноты и шепота, бессвязных слов, повторяемых знакомым до зубовного скрежета голосом. рассыпаются под рукой каменной крошкой, дробятся в ушах отзвуками обвалов и подземного эха.
Эмма просыпается ночью и плотно задергивает шторы на окнах. тени деревьев оставляют на полу тень похожую на девичью фигуру как две капли воды. тонкие руки-ветви тянутся к ней из темноты.
Эмма не боится.
у того, что она вывела на поверхность, не было тени.
Эмма просит Люка и Саманту посмотреть, есть ли тень у нее самой.
Люк говорит, что она не в порядке.
Саманта подозревает в ее словах неловкое кокетство, и безапелляционно советует с ним замутить.
Эмма читает о проклятиях, демонах, экзорцизме и даже идет в церковь.но когда отец Джонсон внимательно выслушивает ее сбивчивый монолог о ведьмовстве и сделке с дьяволом, когда объясняет ей, что она все понимает неверно, она не слышит даже себя.
посмотри на меня эмма райс
ты узнаешь меня
ты ведь знаешь кто я эмма
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ
Эмма в принципе не верит в бога. и тем более в то, что он может кого-то спасти.
когда полиция приходит в их дом, мать возмущена и напугана. Эмма спокойно выходит навстречу, все еще не понимая.
на лицах полицейских читается изумление.
-это ты — Эмма?
Эмма кивает. полицейский постарше бормочет что-то про ошибку и выходит, захлопывая за собой дверь.
-хоть бы извинились, - ворчит мать, - когда отец был здесь, они себе такого не позволяли.
Люка находят мертвым спустя два дня с разверстыми ранами и пустыми глазницами в парке напротив дома Эммы.
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ ЭММА РАЙС
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ
..Когда Саманта сбивчивым тоном зовет ее между уроками в подсобку, поговорить о Люке, Эмма думает, что ей стоит предупредить ее обо всем — о твари, которую она вывела на поверхность, о собственной трусости и невозможности сказать правду.
но когда срабатывает пожарная тревога, и компания Честера затаскивает ее в подсобку, не позволяя вырваться, а в дверном проеме появляется она сама — растрепанная и исцарапанная, с распущенными волосами, в той же старой отцовской куртке, она все понимает.
нож Честера твердо ложится в ладонь двойника, перечеркнутую старым шрамом.
Нэйтан раздосадован и зол, когда меряет шагами отцовский кабинет, прекрасно понимая, что высадить раму и сбежать незаметно у него не выйдет. а если и выйдет, отец сдерет с него три шкуры и наверняка будет прав. в последнее время обстановка в доме и так накалилась до невозможности, и хотя Нэйтану глубоко плевать на то, почему мать рыдает в запертой комнате и говорит с ним как со смертельно больным, мысль о том, что Мария решит, что он струсил, клокочет где-то в горле привычной ядовитой насмешкой.
трель телефона ввинчивается в мозг назойливым зудением. буквы на экране рябят в глазах. Нэйтан немного пьян, но не считает это критичным. в конце концов на званом ужине — или что там придумал отец — так хоть немного веселее.
НОВОЕ СООБЩЕНИЕ:
МАРИЯ: так значит белые угнетатели все же боятся мести бывших рабов? имей в виду, проклятие тебя не минует.
НЭЙТАН: тогда присмотри мне уютную могилку где-нибудь за оградой. не хотелось бы провести вечность среди отребья.
МАРИЯ: ну себя же ты как то терпишь.
НЭЙТАН: в таком случае увидимся в аду.
. . .
не думай, что я пропущу такой шанс посмотреть как ты будешь воскрешать покойников.
МАРИЯ: я так и знала, что ты струсишь. давай, беги, не расстраивай мамочку.
на тот момент их спор кажется Нэйтану очень важным. и он чертовски зол на отца, что вынужден пропустить занимательную тусовку на кладбище ради каких-то там семейных традиций.
Нэйтан клянется себе, что во что бы то ни стало успеет к сроку.
когда он спускается в шахту один, в горле все еще булькает смех и остроумные ответы один за другим. он думает, что отец с его традициями забавный старик, отдающий дань суеверию. и в отличие от Генри, ему то точно плевать на то, что это значит.
Нэйтан знает все легенды их семьи наперечет и не верит ни в одну из них. и уж тем более в сказки о том, что в темных подземных туннелях скрывается дьявол.
но когда за следующим поворотом свет фонаря выхватывает из темноты знакомую клетчатую рубашку и вихрастый затылок, даже он готов с воплями броситься прочь.
но он не позволит Марии считать его трусом.
Нэйтан-из-тени насмешливо кривит губы — точно так же как он сам шесть минут назад. они кружат на месте, словно мир превратился в поставленную на повтор виниловую пластинку. тьма под ногами и вокруг кажется липкой и тягучей, как смола.
Нэйт не считает себя суеверным, а Марию ведьмой, но судорожно пытается вспомнить все, что она говорила о защите от злых духов. но вспоминает только ее ядовитый смех и очередные колкости. а еще - придуманную им же дурацкую легенду. здесь, под крошащимися темными сводами.
ничего, что могло бы вывести его из темноты.
его двойник улыбается.
безумно.
торжествующе.
Нэйтана тошнит от страха.
-знаешь, почему она не любит тебя? - говорит двойник его голосом, который кажется незнакомым и чужим, - почему она не останется? знаешь, почему она сбежит, едва ты только ослабишь хватку?
Нэйтану хочется ему врезать. и себе в общем-то тоже. что-то в голосе двойника словно сковыривает корку со старой раны. Нэйтан делает выпад вперед, но двойник легко уклоняется от удара, выныривая из темноты откуда-то справа. Нэйтан, которому не впервой попадать в потасовки со сверстниками, впервые словно бы видит себя со стороны — перекошенное безумной ухмылкой лицо, резкие порывистые движение, пугающее болезненное хладнокровие.
удар выбивает из него дыхание и на мгновение тьма взрывается ослепительными всполохами, расплывается пятнами свет фонаря.
«брось, Нэйт, ты знаешь, что я прав. ты знаешь, что она уйдет»
Нэйтан не понимает, почему отец не беспокоится, о том, что его нет так долго, но усилием воли заставляет себя не кричать и не просить о помощи.
он не позволит Марии считать его трусом.
он не позволит ей сбежать.
пальцы двойника смыкаются на его горле.
кладбищенская земля говорит иначе, чем каменные плиты подземных переходов и галерей. истлевшие кости, хранящие в себе отпечаток их хозяев. перья и дерево сгнивших амулетов. вяжущая на языке чужая речь погребальных песнопений.
Нэйтан идет, и земля под ногами говорит с ним как с равным. шепчет о золоте, спрятанном в чужих садах, о телах, скрытых под досками погреба, о людях, что спят сейчас в своих домах, и видят во сне вчерашний день, обещает каждый шаг их, каждый вздох их обратить ему во славу.
ему не составляет никакого труда отыскать ее среди надгробий и старых деревьев. земля охотно отдает ему в руки тонкую цепочку ее шагов.
Мария сидит на старом покрывале в окружении маленьких свеч, подобрав под себя ноги и стянув на плечах вязаный кардиган. угольно черный, как и ее длинное платье, явно украденное из вещей матери. волосы стянуты в узел и упрятаны в алый тюрбан, заколотый старой брошью с отколотой эмалью. девочки из школы, устроившиеся рядом со смесью ужаса и восторга следят за тем как она неспешно, явно наслаждаясь произведенным эффектом, обматывает алыми нитками две сложенные крест-накрест деревянные палочки, напевая что-то вполголоса, мешая странные слова чужой речи с ломанным английским.
-чтобы дух смог выйти из врат Ле Гвинеи, ему нужно создать временное тело, иначе он не сможет изъявлять свою волю живым...- голос Марии насмешливо звенит, вспарывая густую ночь - а еще вольт применяется для приворотов, но вам это не светит — за это придется дорого заплатить, возможно, даже вашей бессмертной душой...
Полли Рэндалл испуганно прижимает ладони к груди. Кара, алчным взглядом впившаяся в куклу у Марии в руках, произносит медленно, словно подбирая слова и торгуясь с совестью одновременно:
-это ведь все-таки черная магия, Мария. ты не боишься, что из-за этого на суде твою душу отошлют в ад?
Мария смеется. отблески огня отражаются в ее темных глазах, выдавая торжество и легкое презрение к окружающим ее девицам. упоение моментом. земля под ее ладонями отзывается, тянется костлявыми пальцами навстречу.
-не бойся, повелитель сказал, что меня ждет почет и поклонение в его царстве в обмен на верную службу здесь. ну и вы тоже можете присоединиться.
она подмигивает Каре, и Нэнси, сидящая ближе всех к краю взвизгивает, замечая его появление.
-я пришел, - говорит Нэйтан тихо, выступая из темноты единым текучим движением. внутри ощущается странная пустота. он смотрит на нее так, словно действительно видит впервые. впервые так ясно, словно до этого глаза застилала туманная пелена. и желает смотреть вечно, как бы не менялся мир.
Мария щурится ехидно, насмешливо, и в то же время таинственно, как и подобает настоящей ведьме.
-извини, но вообще-то ковен это только для девочек. хотя ты присоединяйся конечно. я все понимаю. мы должны быть толерантными друг к другу.
все спланированно заранее. счет равный. один — один.
все это кажется таким глупым и неважным. все, кроме нее. а еще...
Нэйтан улыбается и склоняется в шутливом полупоклоне.
-приношу извинения, что помешал вам творить свои черные дела, но мне кажется, что сюда уже едет полицейский патруль. знаете, что бы там не говорили о свободе веры, но собрания на кладбище нарушают городской порядок.
Мария недоверчиво смотрит на него исподлобья ровно две минуты, пока до них не доносится рев мотора и вспышки сигнальных огней.
неудавшиеся ведьмы из средней школы бросаются врассыпную. Мария выкрикивает что-то на незнакомом прежде ему языке, и швыряет в него готовую нитяную куклу.
на лице — смесь азарта и досады.
-теперь ты мой! - страшно выкрикивает она, отталкивая его с дороги и с безумным хохотом несется прочь.
но ей уже не сбежать.
он знает, что скоро, очень скоро все встанет на свои места. так, как и должно было быть с самого начала.
теперь он знает.
земля поет.
2.
Генри терпеть не может их старый фамильный дом, портреты в пыльных рамках и общую атмосферу низкобюджетных фильмов ужасов, поставленных режиссером плотно сидящем на крэке. но больше всего — портреты, что висят в коридоре напротив двери в его комнату. Нэйтан, заходя в гости каждый раз насмешливо замечает, что их семьи всегда славились неадекватными личностями, и потому нет ничего удивительного в том, что Молли Шэдоу и Эдвин Бёрк были помолвлены к огромной радости обоих родов.
и уж тем более нет ничего удивительно, в том, что Молли Шэдоу сошла с ума и сгинула в шахтах, а Эдвин Бёрк покончил с собой в той самой комнате, которую сейчас занимает Генри.
Нэйтан говорит, что Генри зря заморачивается судьбами своих родственников. Нэйтан говорит, что им в принципе недолго осталось терпеть дремучих предков, верящих в родовые проклятия и то, что их шахты в скором будущем не станут убыточным предприятием. еще пару-тройку лет и их ждет колледж и свобода. цивилизация. никакого дремучего городка погрязшего в суевериях чернокожих рабов и индейских выродков.
если конечно Генри захочет расставаться с портретом двоюродной бабки, ехидно добавляет он под конец.
когда Томас и Курт растаскивают их по углам, у Нэйта рассечена губа, а Генри совершенно точно уверен в том, что второго удара его нос бы не выдержал.
Нэйтан действительно удивлен и ошарашен подобной реакцией. Генри скорее раздосадован нелепой стычкой. и прежде чем Нэйт бросит что-то язвительное, оставляя победу за собой, Генри безапелляционно заявляет:
-по крайней мере она хотя бы не кричит на каждом углу что готова сбежать на край света, лишь бы меня не видеть.
удержать Нэйтана ребята действительно не успевают.
то, что легенды оказываются правдивы, не кажется Генри чем-то удивительным. скорее забавным уточнением к расхожей фразе о том, что каждому достается по его вере.
Генри в принципе всегда был готов умереть. дух Эдвина, его безумного родича, навсегда обреченного возвращаться в ненавистный ему старый дом, словно бы неотступно следовал за ним всю его жизнь, подталкивая к краю. однако в подземных галереях, где темнота почти осязаема, он встречает не его.
когда Генри возвращается домой, зрение почти восстанавливается.
мать открывает ему дверь и отшатывается в страхе прежде, чем произносит слова о беспокойстве и любви к сыну.
несоответствие приводит его в ярость.
Нэйтан пишет ему о том, что они слышали что-то в шахтах и что бы оно не было, оно до смерти перепугало девчонок. у букв на экране отсутствуют интонации, но он видит самодовольное лицо Нэйта и прищуренные насмешливые глаза Марии. неверные всполохи света от фонарей. тени, лежащие на плечах девиц из школы. перекошенные хохотом лица ребят.
Генри видит их всех другими, и это несоответствие это вызывает жгучее раздражение.
спустя неделю Нэйтан твердо убежден, что Генри Бёрк настоящая сволочь. Курт обещает что заставит его ответить. Томас пытается уладить все миром, но в итоге вместе с Мартином сходятся на том, что проще его закопать.
его новые глаза прорезают ложь и время, чужие сердца и самые жестокие мысли, однако не способны разглядеть самую малость — его собственное отражение в зеркале.
Генри терпеть не может экскурсии, но ему нравится смотреть на людей. выискивать соответствия. запоминать. люди, которые съезжаются из разных городов действительно могут быть полезными каждый по-своему.
но в основном не вызывают ничего кроме раздражения.
девушка в толпе — длинные волосы, старая куртка, явно с чужого плеча, легкое голубое платье с цветами и тяжелые ботинки, исписанные девизами и случайными словами — идет так, словно остальной группы попросту не существует, подолгу замирая у стен и неспешно возвращаясь к своим.
Генри видит демонстративный вызов, безответную влюбленность, горечь потери и глупые ритуалы. это почти смешно, но когда девушка оборачивается к нему, он видит знакомое до боли лицо, так похожее на то, что он каждый день видел на портретах в доме. и все же иное.
несоответствие выворачивает наизнанку, но отчего-то приносит покой. и поэтому, когда он теряет ее из виду, он убежден, что все происходит верно.
обвал начинается тоже словно само собой.
3.
Эмма срезает волосы и травит их черной краской. короткая стрижка уродует, это подтверждает даже мать, — широкий подбородок кажется слишком мальчишечьим, а крупные веснушки становятся еще заметнее, кожа отливает нездоровой бледностью. утром Эмма не узнает своего лица в зеркале — и в какой то момент стыд и ощущение своего уродства вспыхивает в ней горько и ярко, как старая школьная обида, — но потом возвращается осознание, что в этом и был смысл.
новое отражение кажется ей отвратительным и чужим, и это вселяет надежду.
Эмма вытаскивает из рамок на каминной полке все фотографии, где она носит длинные косы, легкие платья, распущенные волосы и отцовскую куртку.
с курткой сложнее. выбросить ее она так и не решилась и просто затолкала поглубже в бак со старым тряпьем, стоящий в кладовке.
Эмма вздрагивает от каждого телефонного звонка, от каждого стука в дверь, от каждого прикосновения. Мать говорит, что это переходный возраст. Люк говорит, что это паранойя и ей пора лечиться.
в ушах легкий шум, словно помехи в старом радиоприемнике, с каждым днем становится все громче
посмотри на меня
посмотри на меня
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ ЭММА РАЙС СЕЙЧАС ЖЕ
сны оставляют ее в липкой патоке темноты и шепота, бессвязных слов, повторяемых знакомым до зубовного скрежета голосом. рассыпаются под рукой каменной крошкой, дробятся в ушах отзвуками обвалов и подземного эха.
Эмма просыпается ночью и плотно задергивает шторы на окнах. тени деревьев оставляют на полу тень похожую на девичью фигуру как две капли воды. тонкие руки-ветви тянутся к ней из темноты.
Эмма не боится.
у того, что она вывела на поверхность, не было тени.
Эмма просит Люка и Саманту посмотреть, есть ли тень у нее самой.
Люк говорит, что она не в порядке.
Саманта подозревает в ее словах неловкое кокетство, и безапелляционно советует с ним замутить.
Эмма читает о проклятиях, демонах, экзорцизме и даже идет в церковь.но когда отец Джонсон внимательно выслушивает ее сбивчивый монолог о ведьмовстве и сделке с дьяволом, когда объясняет ей, что она все понимает неверно, она не слышит даже себя.
посмотри на меня эмма райс
ты узнаешь меня
ты ведь знаешь кто я эмма
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ
Эмма в принципе не верит в бога. и тем более в то, что он может кого-то спасти.
когда полиция приходит в их дом, мать возмущена и напугана. Эмма спокойно выходит навстречу, все еще не понимая.
на лицах полицейских читается изумление.
-это ты — Эмма?
Эмма кивает. полицейский постарше бормочет что-то про ошибку и выходит, захлопывая за собой дверь.
-хоть бы извинились, - ворчит мать, - когда отец был здесь, они себе такого не позволяли.
Люка находят мертвым спустя два дня с разверстыми ранами и пустыми глазницами в парке напротив дома Эммы.
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ ЭММА РАЙС
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ
..Когда Саманта сбивчивым тоном зовет ее между уроками в подсобку, поговорить о Люке, Эмма думает, что ей стоит предупредить ее обо всем — о твари, которую она вывела на поверхность, о собственной трусости и невозможности сказать правду.
но когда срабатывает пожарная тревога, и компания Честера затаскивает ее в подсобку, не позволяя вырваться, а в дверном проеме появляется она сама — растрепанная и исцарапанная, с распущенными волосами, в той же старой отцовской куртке, она все понимает.
нож Честера твердо ложится в ладонь двойника, перечеркнутую старым шрамом.
понедельник, 30 марта 2020
не выдерживаю конкуренции со всем миром.
все еще - ты просто брошенный ребенок. и ты - проигрываешь.
все еще - ты просто брошенный ребенок. и ты - проигрываешь.
четверг, 26 марта 2020
хорошая новость - не f20.
логичная новость - все-таки f21.
логичная новость - все-таки f21.
четверг, 19 марта 2020
я говорю себе слушай - и мир останавливается на мгновение.
я говорю себе ищи - и время замирает, вместе с биением сердца.
я говорю себе - быть профессионалом, быть терапевтом, это ведь про нормальность. ты же четыре года про это зубрила в универе. ты же два года об это билась на терапии. это единственный способ. ничего этого не было. выброси весь свой предыдущий опыт на помойку. не тащи его только в профессию. все идет неплохо ведь. безопасно и стабильно. отгородись. остановись.
Див зло смеется внутри моей головы.
-послушай, - говорит она, протягивая когтистые руки ко мне из темноты грота. серебряный глаз ртутной точкой вспарывает чернильную тьму за ее плечом, - может это и так. может где-то там это все так и есть. но тебе не быть нормальной. а при таком раскладе и не быть профессионалом,выходит. просто не быть, если ты, конечно же, есть.
Див говорит:
-посмотри - в твоем поиске не будет правильного ответа. но будем мы и все то, что от нас осталось. голоса из-за грани. метафоры и сказки. раны ноющие старые. и все это ты возьмешь с собой туда, в пространство, где люди не знают, как говорить о любви и чувствах. туда, где мир потерей расколот надвое. ты всегда рассказывала истории. обо всех рассказывала истории, и сама была ей, и сама - всего лишь рассказанная сказка. и там тоже будет только так. и никак иначе. а иначе - ты потеряешь все, но выйти на норму так и не сможешь. бессмысленная трата времени и сил..
Див тянет ко мне чешуйчатые руки. острые зубы-иглы скалятся в нежной улыбке.
-приходи ко мне, в темноту. спускайся в подземный мир. у меня есть ответы на все, что тебя тревожит. ответы, которые принесут покой. которые починят твою распадающуюся на куски жизнь. которые ты так ищешь здесь. все очень и очень просто. тебе нужно только спуститься ко мне.
я говорю себе подожди - и темнота расступается, выцветая в реальный мир.
я говорю себе не верь - и смех ее становится тише.
я говорю себе - мне нечего терять.
и мир начинается заново.
я говорю себе ищи - и время замирает, вместе с биением сердца.
я говорю себе - быть профессионалом, быть терапевтом, это ведь про нормальность. ты же четыре года про это зубрила в универе. ты же два года об это билась на терапии. это единственный способ. ничего этого не было. выброси весь свой предыдущий опыт на помойку. не тащи его только в профессию. все идет неплохо ведь. безопасно и стабильно. отгородись. остановись.
Див зло смеется внутри моей головы.
-послушай, - говорит она, протягивая когтистые руки ко мне из темноты грота. серебряный глаз ртутной точкой вспарывает чернильную тьму за ее плечом, - может это и так. может где-то там это все так и есть. но тебе не быть нормальной. а при таком раскладе и не быть профессионалом,выходит. просто не быть, если ты, конечно же, есть.
Див говорит:
-посмотри - в твоем поиске не будет правильного ответа. но будем мы и все то, что от нас осталось. голоса из-за грани. метафоры и сказки. раны ноющие старые. и все это ты возьмешь с собой туда, в пространство, где люди не знают, как говорить о любви и чувствах. туда, где мир потерей расколот надвое. ты всегда рассказывала истории. обо всех рассказывала истории, и сама была ей, и сама - всего лишь рассказанная сказка. и там тоже будет только так. и никак иначе. а иначе - ты потеряешь все, но выйти на норму так и не сможешь. бессмысленная трата времени и сил..
Див тянет ко мне чешуйчатые руки. острые зубы-иглы скалятся в нежной улыбке.
-приходи ко мне, в темноту. спускайся в подземный мир. у меня есть ответы на все, что тебя тревожит. ответы, которые принесут покой. которые починят твою распадающуюся на куски жизнь. которые ты так ищешь здесь. все очень и очень просто. тебе нужно только спуститься ко мне.
я говорю себе подожди - и темнота расступается, выцветая в реальный мир.
я говорю себе не верь - и смех ее становится тише.
я говорю себе - мне нечего терять.
и мир начинается заново.